Знакомьтесь: Анатолий Бондарь - человек, влюблённый в реактор

В канун Дня энергетика мы решили познакомиться поближе и познакомить наших читателей с человеком, который однажды избрав себе профессию, отдал ей всю свою сознательную жизнь. Более того, любовью всей его жизни стала не просто энергетика, а самая сложная и интересная ее часть – атомная. И от профессионализма, порядочности, энергичности этого человека, без преувеличения, во многом зависит, насколько быстро, качественно и надежно будет построена первая Белорусская атомная электростанция. Такая вот, без преувеличения и ложного пафоса, роль этой личности в нашей истории.
Сегодня мы беседуем с Анатолием Михайловичем Бондарем, главным инженером Дирекции строительства атомной электростанции, – о нем самом, о его работе, убеждениях, увлечениях и прочем.
Итак, давайте знакомиться…

– Анатолий Михайлович, я вспоминаю лето прошлого года, когда площадку строительства Белорусской АЭС посещал Президент Республики Беларусь Александр Григорьевич Лукашенко. Вы тогда так увлеченно рассказывали Главе государства о реакторе, выбранном для нашей станции, о его работе, системах безопасности, что Александр Григорьевич сказал кому-то из чиновников Министерства энергетики: «Вот если вы так будете знать и любить этот реактор, как любит его он, то я уверен, что все будет в порядке». Вы в самом деле так самозабвенно любите ядерный реактор? Или это так, ради красного словца прозвучало?

– Если автомобилиста спросить, любит ли он машины, он, скорее всего, расскажет не о любви ко всем без исключения автомобилям, а о том, какие именно марки и модели ему нравятся и почему. Так и в моем случае: это любовь не к реактору вообще, а к тому конкретному проекту АЭС-2006 поколения 3+, который выбран для Белорусской АЭС. Те проектные, конструкторские решения, что заложены в этот тип реактора, то, как разумно, эволюционно развитие водно-водяных ректоров пришло к этому решению – вот что в самом деле вызывает неподдельное восхищение.
И сейчас перед нами стоит большая и ответственная задача – достойно реализовать этот проект, как это было сделано в Китае, на Тяньваньской АЭС, и, без ложной скромности, не без моего непосредственного участия. На нынешнем этапе это задача строителей и монтажников, затем придет время пусконаладчиков и эксплуатационников. А мы, Дирекция строительства АЭС, как заказчики этого грандиозного проекта, должны обеспечить грамотное курирование всех процессов, от строительства до ввода в эксплуатацию.

– Насколько я знаю, вы родились, выросли и получили образование в Беларуси. Объясните: откуда у белорусского паренька такая любовь к ядерным реакторам, если первую Белорусскую АЭС мы еще только начинаем строить?

– Действительно, я – белорус, «полешук»: моя малая родина – замечательный городок Петриков в Гомельской области, что стоит на берегу красавицы Припяти. Более того, я оканчивал сельскую школу и на вступительных экзаменах в Белорусский государственный университет сдавал устную физику и математику на белорусском языке – чем, кстати сказать, немало удивил преподавателя: он даже позвал своих коллег, чтобы показать, что точные науки можно знать и отвечать по-белорусски. Это, кстати, никак не сказалось на экзаменационных отметках, и я поступил на физический факультет БГУ.
А если вы так хотите продолжить тему любви к реакторам, то поначалу это была просто любовь к физике как науке. К моменту окончания школы я твердо знал, где хочу учиться и чем буду заниматься. А уже во время учебы в университете мы изучали атомную физику, теоретическую механику, в том числе – квантовую, затем – физику реакторов – и все это было мне безумно интересно. И в качестве специализации я выбрал именно ядерные энергетические установки – тогда был первый выпуск на физическом факультете с такой перспективной специализацией. Да, вы правы, своих атомных электростанций в Беларуси тогда не было, поэтому после окончания университета я распределился в институт ядерной энергетики Академии наук БССР, работал в знаменитом поселке Сосны в экспериментальной лаборатории. Кстати сказать, для этой работы было мало университетского диплома, требовалась еще специальная подготовка: нужно было сдать ряд специальных экзаменов для того, чтобы занять должность оператора экспериментальной реакторной установки нулевой мощности.
Работа в Соснах была интересна и полезна тем, что, кроме чисто научной деятельности, у нас был хороший опыт экспериментальной работы. Два-три раза в день на специальных стендах мы моделировали аварийные ситуации и проводили разные эксперименты. Нашей задачей было войти в критическое состояние и обеспечить невыходимость нейтронов и полное управление всем процессом самоподдерживающейся цепной реакции. И хоть мощность нашей ядерной установки была небольшой – 50-100 ватт, все процессы на ней происходили те же, что и на реакторных установках промышленного типа. Это была хорошая школа, которая затем пригодилась, когда я ушел в большую энергетику.

– Чем был вызван этот переход от науки к практике? И где именно вы стали не только физиком-ядерщиком, но и настоящим энергетиком?

– Причина, в общем-то, банальная: пресловутый «квартирный вопрос». У меня уже появилась семья, родилась дочь, а жилья не было и не предвиделось… А тут сразу две атомные станции – Игналинская и Чернобыльская – предложили мне перейти от теории к практике и промышленному производству. Я выбрал Чернобыльскую – прежде всего потому, что она была ближе к родине.
На Чернобыльской станции к тому времени уже действовали два первых энергоблока. Третий только вводился в эксплуатацию. И мне предложили должность старшего инженера по управлению реактором. Хочу сказать, что занять эту должность на атомной станции не так и просто – это не то, что на обычном предприятии: пришел, написал заявление – и завтра можешь приступать к работе. Я долго и самозабвенно готовился: сдавал специальные экзамены, проходил стажировку, затем – еще один экзамен, дублирование… И все это – с учетом того, что у меня уже был опыт работы оператором на малых экспериментальных реакторных установках. Так что, если кто-то считает, что управлять ядерным реактором может любой более-менее образованный человек, то он глубоко ошибается: отбор весьма жесткий, безо всяких протекций, званий и регалий – что ты знаешь и умеешь, надо доказывать лично. Все это было достаточно сложно, но и при этом – очень интересно.
На Чернобыльской станции я проработал два с половиной года, с 1981 года по 1983. А потом соблазнился предложением поработать на новых энергоблоках с реакторами совсем другого типа – водо-водяными энергетическими реакторами (реакторная установка В-320), и уехал на Волгу, в Балаково.

– Выходит, успели вовремя, до аварии на Чернобыльской АЭС…

– Так получилось. Известие о Чернобыльской аварии застало меня в Балаково и отозвалось в сердце неугасимой болью. Во время этой трагедии погибли мои товарищи, коллеги, друзья, с которыми мы вместе работали…

– Анатолий Михайлович, у многих людей, близких к этой теме, я неоднократно спрашивала о причинах Чернобыльской аварии, просила их объяснить мне, как дилетанту в этом вопросе, что называется, на пальцах. Большинство в таких случаях туманно ссылались на пресловутый «человеческий фактор» и ошибки персонала в момент аварии. И только вы, помнится, в одной из бесед весьма горячо и убедительно доказывали, что ошибки персонала, если и были, то не имели определяющего значения…

– Это действительно так. И мне очень обидно слушать и читать, что причины Чернобыльской аварии целиком и полностью списывают на ошибки персонала. Прежде всего к трагедии привели ошибки проектантов и недоработки конструкторов. А персонал на станции работал грамотный, хорошо подготовленный – случайные люди за пульт управления ректором не попадают. Но если оператор жмет на кнопку «АЗ» – «аварийная защита», а цепная реакция не останавливается, а наоборот – идет в разгон, то при чем здесь оператор? Если, к примеру, водитель жмет на тормоз, а машина при этом набирает скорость, то в чем виноват водитель? И если бы в свое время сделали хотя бы одну из трёх конструкторских доработок реактора, две из которых, кстати, не требовали больших финансовых затрат, то Чернобыльская авария не могла бы произойти в принципе. Потом все эти конструкторские доработки, конечно, сделали, в том числе и на действующих энергоблоках, и сегодня реакторы так называемого «чернобыльского типа», реакторы большой мощности канальные – РБМК – успешно эксплуатируются на четырех энергоблоках Ленинградской и Курской АЭС, на трех – Смоленской. Вполне успешно действовали два таких же энергоблока и на закрытой ныне Игналинской АЭС – но закрыта она была, как вы понимаете, не из-за ненадежной работы, там вмешалась большая политика. И в результате Литва осталась без мощного энергетического фундамента, который мог бы оздоровить всю экономику страны.
Кстати сказать, даже после аварии определенное время три энергоблока действовали и на Чернобыльской АЭС. А на четвертом, к сожалению, случилось то, что случилось. И винить в этом персонал, по меньшей мере, несправедливо. Как хорошо написала в свое время газета «Известия», в Чернобыле в 1986 году произошел взрыв не отдельного реактора, а всей политической и экономической административно-командной системы страны – не дословно, но по смыслу близко. И с этим трудно не согласиться.

– Но вернемся в Балаково. Как я поняла, там вы и влюбились в водяные корпусные реакторы?

– Именно так!
В Балаково я работал старшим инженером по управлению ректором, начальником смены реакторного цеха, начальником смены блока. А пиком своей профессиональной деятельности я считаю конец восьмидесятых – первую половину 90-х годов, когда я являлся руководителем испытаний при вводе в эксплуатацию энергоблоков №№ 2,3,4 – проект В-320, реакторы ВВЭР-1000. Работа была очень сложная – вы же помните 90-е годы, когда все рушилось и останавливалось – а мы в это время умудрились запустить четвертый энергоблок! Пуск состоялся – на нас потом все смотрели с восхищением и давали должную оценку нашим усилиям. Как говорил герой фильма «Тот самый Мюнхаузен», не скажу, что это подвиг, но что-то героическое в этом есть… Кстати сказать, после запуска 4-го энергоблока Балаковской АЭС в России потом примерно 10 лет не вводилось ни одного нового в эксплуатацию.
Тогда, собственно, я и оценил по достоинству корпусные водо-водяные реакторы. Это были самые современные энергоустановки очень удачной конструкции, они и сейчас успешно работают на многих атомных станциях в России и Украине.
И когда лет семь назад – я тогда работал в Китае – на меня вышел Михаил Иванович Михадюк, заместитель министра энергетики Республики Беларусь, чтобы поинтересоваться, какой, по моему
мнению, лучше проект выбрать для будущей Белоруской АЭС, я совершенно осознанно порекомендовал не изобретать велосипед, а взять за основу именно водяной реактор проекта В-320. Мое мнение поддержали и специалисты Национальной Академии наук. Однако, с учетом географического положения Беларуси – страна ведь находится в центре Европы – и того, что республика наиболее пострадала от Чернобыльской аварии и определенная часть населения живет под влиянием так называемого «чернобыльского синдрома», был выбран тот же корпусной водо-водяной реактор, но усовершенствованный, с повышенной безопасностью поколения 3+. Это самый современный проект, который, что немаловажно, к тому времени уже был реализован на Тяньваньской АЭС в Китае.

– Насколько я знаю, в его реализации вы также принимали участие? И вообще – за границей поработали немало?

– Да, так получилось, хотя сам я не искал этих зарубежных командировок – работа сама меня находила.
После Балаково российской фирмой «Атомтехэнерго» я был командирован в Иран, где работал главным инженером по обследованию АЭС «Бушер». Затем была Чехия, атомная станция «Темелин», где в 1996-2002 были введены в эксплуатацию два энергоблока ВВЭР-1000, проект В-320. Там я работал начальником смены блока.
А особую пользу принесли пять лет работы в Китае руководителем группы ввода в эксплуатацию, заместителем главного инженера Представительства ЗАО «Атомстройэкспорт». По роду деятельности я занимался координацией работ персонала заказчика, поставщика, подрядных организаций, представительств третьих стран на всех этапах ввода в эксплуатацию первого и второго энергоблоков Тяньваньской АЭС. Энергоблоки были сданы в коммерческую эксплуатацию и начат двухгодичный гарантийный период. Во время работы в Китае мне очень понравилось, как китайцы, являясь заказчиками станции, четко и последовательно буквально во всех вопросах отслеживали свои интересы – во многом нам стоило бы у них поучиться.
Затем была еще работа заместителем начальника управления ЗАО «Атомстройэкспорт» по строительству АЭС «Кудинкулам» в Индии.
Но я не скрывал от своего руководства, что хочу вернуться на родину. И когда представилась такая возможность, с радостью ею воспользовался. Мне очень хотелось, чтобы на моей родине, в Беларуси, была построена атомная станция по такому достойному, современному, надежному проекту, как АЭС-2006. И так же принять в этом процессе посильное участие.

– Вы правильно сказали, что на жизнь наших людей и на их отношение к ядерной энергетике огромное влияние оказала авария на Чернобыльской АЭС. Можете ли вы, как специалист, который знает реактор чуть ли не лучше, чем собственный дом, и контролирует все процессы строительства, утверждать, что на Белоруской АЭС такое развитие событий невозможно?

– Знаете, с годами приходит мудрость и уходит категоричность утверждений. И тем не менее я твердо уверен, что на тех реакторах, которые выбраны для Белорусской АЭС, с их многоступенчатой системой защиты, развитие таких событий, как в Чернобыле, невозможно в принципе.

– Как приняла вас родина после долгой разлуки? Насколько комфортно вы ощущаете себя здесь, в Островце после того, как успели объехать практически весь мир и поработать во многих городах и странах?

– Очень комфортно! Как говорится, если счастье в работе, то я вполне счастливый человек. А за пределами работы человек сам должен позаботиться о том, чтобы сделать свою жизнь разнообразной. И хоть свободного времени у меня совсем немного, заполнено оно многими интересными делами. Я, например, очень полюбил Вилию – хоть она и сильно отличается от моей родной Припяти, но река очень интересная, своенравная, с характером. И очень красивая. Охотиться на ней со спинингом на хищников – именно так я называю рыбалку на Вилии – это и спорт, и удовольствие. Благодаря Евгению Ефимову часть свободного времени провожу на спортивной площадке. И среди любителей легкого пара в бане у меня уже много приятелей из числа островчан, и аналогично – среди автомобилистов.
Жене тоже очень приглянулся Островец. Мы с Ольгой очень любим лес, грибы, а в Островце для этого – раздолье. Иногда она даже на рыбалку со мной выезжает – правда, не с удочкой, а с шезлонгом: читает, пока я бегаю по берегу со спиннингом в поисках трофеев. Летом приезжают дочка – она с семьей живет в Саратове – и внуки – всем здесь очень нравится. Сыну, который работал в Саратове, затем в Москве, тоже по нраву пришлась Беларусь, и сейчас он работает в российском представительстве.

– Ну что же, Анатолий Михайлович, в заключение нашей беседы примите самые искрение поздравления с вашим профессиональным праздником! В моем ощущении вы ему соответствуете как никто другой, потому что сам, как та энергетическая установка, всегда излучаете позитивную энергию и свет. И наблюдая за тем, как вы всегда и везде успеваете, какой вы стремительный, энергичный, эмоциональный, порой начинаешь подозревать: а не спрятан ли внутри вас этакий портативный мини-реактор? Шучу, конечно… Но желаю оставаться вам таким же позитивным, энергечным и светлым на долгие годы.

– Спасибо! Я же, в свою очередь, пользуясь случаем, также хочу поздравить с Днём энергетика всех своих коллег: сотрудников Дирекции, наших партнеров из российского представительства ЗАО «НИАЭП»-ОАО «АСЭ», – с которыми мы делаем одно общее и очень важное дело, и пожелать всем доброго здоровья, семейного благополучия и осуществления всех планов и начинаний.

------------------------------------
Беседовала Нина РЫБИК.