Марина Лукашевич: "Нас нужно понимать и принимать такими, какие мы есть"

Мама родила меня семимесячной – мертвой. После реанимационных мероприятий я задышала… А через шестнадцать дней после моего рождения трагически погиб отец. Мама осталась одна с двумя детьми на руках. Сложно представить, каково ей было, –  но она справилась и смогла поставить нас на ноги.

Врачи говорили, что со мной все в порядке. В полуторагодовалом возрасте я падала и не могла, как остальные дети, самостоятельно подняться – это стало первым тревожным звоночком. Только в Минске мне поставили диагноз – детский церебральный паралич. Сколько больниц я повидала! В Островце, в Мяделе, в Гродно... В десятилетнем возрасте в Минске мне делали операцию по исправлению искривления стопы. Я тогда боялась умереть. Мне казалось, что операция – это смерть, другого варианта быть не может.

Сначала я обучалась на дому, ко мне приходили педагоги из Страчанской школы. А потом я пошла в Спондовскую школу. Сначала было очень сложно: одноклассники смеялись надо мной. Как только ровесники меня ни называли: терминатор, черепаха, танк. Хожу плохо, разговариваю плохо... Словно из-за этого я – плохой человек!

Мне повезло, что у меня есть замечательный брат Женя. Несмотря на то что он старше меня на десять лет и, как у нас всех , случались сестринско-братские разборки дома, он всегда меня поддерживал.

После школы я мечтала учиться в Комарово – там, где учился Жека. Но поступила в Минский государственный торговый колледж и попала в группу для инвалидов. Мы жили в общежитии – было очень весело. Преподаватели предупреждали, чтобы мы не строили грандиозных планов по трудоустройству. Но мы не слушали их и мечтали о своем, казалось : молодым всегда виднее! После окончания колледжа моих одногруппников взяли на работу, меня – нет. Я вернулась домой, в Страчу. У бабушки случился инсульт, дедушка тоже был слабенький. Мама работала, поэтому я переехала на время к ним в Ольховку. Потом у дедушки случился инсульт, его забрали в больницу. Я осталась смотреть за домом, кормить кур и собаку. После смерти бабушки в Ольховке осталась ради дедушки – не могла его одного оставить. С надеждой, что смогу найти работу, в Страче ведь закрылись и садик, и почтовое отделение…

Мне важно было доказать не кому-то, а в первую очередь себе, что несмотря на то, что я – инвалид, я что-то могу. Я стучалась в многие двери, но они оставались закрытыми. Я звонила в разные организации, но с другого конца провода, когда слышали о моей инвалидности, доносились короткие гудки или холодное “Спасибо, но вакансия уже занята”. Я долго обивала пороги, и когда мне в одном учреждении в который раз отказали, земля ушла из под ног. Это, наверное, была последняя капля. Знакомый, который ждал меня в машине (долго ходить я не могу), сказал, что жизнь каждого человека  состоит из белых и черных  полос. А мне хотелось кричать: “Где же моя белая полоса?”.

Тогда я стала на биржу в центре занятости, но с трудоустройством опять ничего не получалось. Я звонила по объявлениям в газетах. Я согласна была на любую работу – лишь бы зацепиться… Но везде мне отказывали – это был заколдованный круг. Я не знала, как дальше жить. А человек, который меня на протяжении всего этого времени поддерживал, сказал: “Раз не получается – значит, и не надо”.

Я пробовала работать через интернет. Нужно было по скайпу звонить в московские фирмы и предлагать бухгалтерские программы. От количества заказов зависел и мой доход.  Деньги перечисляли на электронный кошелек. Но компания, на которую я работала, быстро закрылась, а я опять осталась ни с чем.

После четырех лет поисков работы я уже не верила, что смогу когда-либо трудоустроиться. Однако после поездки в Несвиж и Мир членов нашей районной организации общества инвалидов мне позвонил ее директор Юрий Иосифович Жданович:

– Беру на год на адаптацию людей на предприятие “Забота о людях”, есть вакансия делопроизводителя, соглашайся.

Но нужно было подождать. Казалось бы: что такое один месяц в сравнении с четырьмя годами ожидания? Но за это время я чуть с ума не сошла, постоянно гадала: возьмут меня на работу или опять ничего не получится? Я понимала, что рукавицы шить не смогу, работать на мельнице не могу из-за медициских показаний, а с обязанностями делопроизводителя запросто бы справилась… Это был мой шанс. Почти каждый день я звонила Юрию Иосифовичу, а он говорил:  "Жди". Когда позвонили и сказали, что завтра можно выходить на работу, не сразу поверила, хотела даже отказаться… Годы ожидания и тщетных поисков наконец-то закончились…

Я такая счастливая, что нашла работу! Теперь у меня есть смысл в жизни.

Я просыпаюсь в 5.30 утра. Завтракаю, собираю “ссобойку” и иду на остановку – благо, она находится совсем рядом с нашим домом. В 6.30 в Ольховке останавливается автобус “Завидиненты-Островец”. По дороге в город обычно сплю… А иногда думаю о том, чтобы быстрей всех увидеть: директора Юрия Иосифовича Ждановича, бухгалтеров Таню Ленкевич и Виталика Дамутя, – и улыбаюсь. На работе я появляюсь первой: рабочий день начинается только в 9 утра. Включаю компьютер и начинаю заполнять журналы учета. Я стараюсь не сидеть без дела: подшиваю и регистрирую документы и распределяю работу так, чтобы весь день был занят. Для инвалидов установлен семичасовой рабочий день. Мы с Виталиком остаемся на работе, а “старшее поколение” уходит на обед домой. Только во второй половине дня мы начинаем разговаривать и видеть друг друга, потому что утром все занятые. Юрий Иосифович, Таня, Виталик стали мне близкими и родными людьми.

Знаю, что через год адаптация закончится. Но у меня еще есть целых десять месяцев, чтобы работать – и быть счастливой! Когда истечет этот срок, боюсь, опять начнутся проблемы с трудоустройством и снова – ад: сотни звонков в поисках работы, обивание порогов и один ответ: “Нет, инвалиды нам не нужны”.

Со вступлением в общество инвалидов моя жизнь изменилась: мы ездим на экскурсии, принимаем участие в соревнованиях и фестивалях. Никогда не думала, что в мире так много инвалидов. Когда сидишь дома, кажется, что ты один и подобных тебе людей больше нет. Когда приходишь сюда, понимаешь, что в общество вступили далеко не все инвалиды из нашего района. Есть и молодые люди, хотя их немного.

Почему люди странно и неоднозначно относятся к инвалидам? Кто о нас вообще по-настоящему знает? Для обычного общества инвалиды чужды, нас не воспринимают как обычных людей. Но мы чего-то добиваемся, и это – факт.

Над нами часто смеются. Но ведь никто не знает, что может завтра произойти. Самое сложное для инвалида – когда его жалеют. Невыносимо слышать, когда о нас говорят: “Такие бедные, несчастные…” Появление жалости не оставляет места для понимания. А нас нужно понимать и принимать такими, какие мы есть.

– Да, я счасливая. Есть же лежачие люди – а я хожу. У меня есть дом, дедушка Иван, бабушка Гэля, мама, брат, и я “большая тётя” Ромы, Лизки и еще кучи двоюродных племянников. У меня есть моя “тройка”: Виталя, Таня и Юрий Иосифович.

– Даже не знаю… Хотелось бы, наверное, удержаться тут, на работе, потому что на адаптацию берут только на год. А самая главная, наверное, нереальная мечта – вылечиться от церебрального паралича.

– Нужно цепляться за последнюю соломинку и верить в Бога. Я знаю, что он слышит. Надо обязательно ставить перед собой цели и добиваться их. Когда тебе говорят, что ты худший, – не верь. Пускай ты и не лучший, но ты –  нормальный.

Мне хочется поблагодарить за помощь в трудоустройстве Юрия Иосифовича Ждановича и работников управления по труду, занятости и социальной защите населения. Благодаря им моя мечта воплотилась!

Молодым инвалидам, которые живут в Островецком районе, мне хотелось бы сказать, чтобы они приходили в общество инвалидов, потому что тут– другой мир. Только здесь я впервые почувствовала себя такой же, как и все.

P.S. В последние годы в нашем обществе стали отходить от слова-диагноза “инвалид” в пользу более толерантной формулировки “люди с ограниченными возможностями” и появились конкретные сдвиги – жаль, что только точечные – в создании условий для жизни этих людей. Безбарьерная среда, о которой так много говорят и пишут, пока что остается мечтой для невидящих, неслышащих и  передвигающихся на инвалидной коляске.