Островецкие следы золота Наполеона

10:59 / 04.11.2017
Многие, кому не дает покоя тайна золота Наполеона, утверждают, что спрятано оно на территории Островецкого района, и даже довольно аргументировано указывают приблизительное место. Есть ли в этих утверждениях рациональное зерно, пытается разобраться Сергей Шеин.

Надо сказать, что тема француз­ского золота давно будоражит историков-исследователей, разного цвета «копателей», да и просто праздные умы обывателей. Интернет пестрит различными дилетантскими расследованиями и серьезными научными работами по этой тематике. Проанализировать весь этот объем – объять необъятное. Главный вывод всех этих многочисленных потуг заканчивается примерно одинаково: следы сокровищ Великой армии имеются, но доказательств их присутствия в наших землях и водах не обнаружено. 

Прежде всего, как говорится, «…а был ли мальчик?», то есть, были ли огромные богатства при отступающем Наполеоне? Попробуем разобраться, опираясь на факты, воспоминания современников и здравый смысл.

374439-blackangel_1024x768.jpg

Русский исследователь исторических кладов писатель А.Г. Косарев утверждает, что к моменту оставления Москвы у Наполеона была армейская казна и его личное имущество. Казна была сосредоточена в 48 фургонах-повозках, каждая весом 350-400 килограммов золотых и серебряных монет достоинством по 20 (золотые монеты) и 5 (серебряные) франков. 

К 20 октября 1812 года в распоряжении Великой армии, которая до того около месяца мародерствовала в Москве, накопились не поддающиеся точному подсчету награбленные богатства русской столицы. Только в официально охраняемом армией обозе, согласно исследованиям белорусского историка И.А. Груцко «Сокровища Наполеона», числилось около 300 килограммов золотых изделий и переплавленного из них золота в слитках, более 5 тонн серебра, 2 особо ценные повозки христианских святынь и другое имущество, составлявшее в общей численности 25 повозок.

Кроме того, если каждый солдат стотысячной к тому времени армии нес в своем ранце хотя бы полкилограмма драгоценностей, – то только это составляло около 50 тонн! А ведь, по воспоминаниям участников русской кампании, солдаты изнемогали от тяжести ранцев. В известных «Воспоминаниях сержанта Бургоня» автор пишет: «Со мной было две серебряные картины длиной в 1 фут на 8 дюймов ширины… Кроме того у меня было несколько медалей и усыпанная бриллиантами звезда какого-то русского князя… В сумке было также несколько вещей: распятие из серебра и золота и маленькая китайская ваза». 

Н.Н. Непомнящий в исследовании «По следам московской «добычи» Наполеона» упоминает нагруженные добром обозы маршалов Даву, Нея, Богарне, Мюрата, Мортье и иже с ними. Надо полагать, что не с пустыми руками ушли из Москвы и другие генералы и офицеры. Главный хирург французской армии Доминик Жан Ларрей иронично вспоминал: «Армия Дария во время выхода из Вавилона, без сомнения, не везла столько богатств и столько багажа». 

b0cf518a2b120be2f16edee0c91bac413fc54fee.jpg

Но это на выходе из Москвы. А нас интересует, что же донесли французы до наших весей?
Обозы с ценностями были вывезены до выхода основной военной колонны французов, который начался 19 октября. Вначале шла казна армии, следом – трофейный обоз. 

Но уже к Смоленску армия почти настигла «золотые обозы». Уже там преследующие французов русские отряды начали «щипать» обозы с имуществом, ценностями, военным снаряжением и прочим «барахлом». А в воспоминаниях отступающих французов говорится, что часть награбленного они вынуждены были бросить значительно раньше. Расставаться с менее значимыми трофеями французы стали после Орши: как вспоминает генерал-лейтенант графа Де Сегюр, Наполеон 20 ноября издал приказ сжигать все повозки, фургоны и даже экипажи, освобождая коней для нужд артиллерии. За нарушение приказа грозил расстрел. И это еще до Березинской переправы! По словам того же А.Г. Косарева, в «Сгинувшем обозе маршала Нея», «к последней декаде ноября было потеряно не менее трех четвертей всех вывозимых из России трофеев (по массе) – но оставшаяся часть сокровищ по стоимости превосходила все понесенные утраты».

Но даже после Березинской переправы с ее людскими и материальными потерями французская армия продолжала достаточно организованное отступление к Вильно. А значит, основные ценности армии и дальше шли с ней. Тем более, что сопровождалось «французское золото» не потрепанной еще в боях гвардией и специальными подразделениями. 

Фото с сайта Гродненской правды.jpg



Так продолжалось до Сморгони, где Наполеон оставил армию на Мюрата, раздал огромные деньги адъютантам, приближенным генералам и офицерам (это косвенно указывает на близость войсковой казны, откуда черпались средства), взял с собой то, что можно было взять, и «рванул» на Вильно, и далее – в Париж. Вот тогда начался сбой организованности и дисциплины во всей этой отступающей военной машине. Именно на этапе Сморгонь – Вильно, по мнению исследователей обсуждаемой темы, наиболее вероятны были разграбления отступающей армией обозов. 

И именно этот отрезок оставшегося пути был самым сложным из-за ударивших морозов, иссякавшей день ото дня тягловой силы армии, недостатка фуража, продовольствия, а главное – веры в благополучный исход кампании в поникших сердцах и умах солдат ранее непобедимой армии. Вероятно, именно на этом этапе была утрачена большая часть сокровищ. 

Я не хочу приводить примеры, упоминаемые в многочисленных воспоминаниях, в которых говорится о якобы закопанных бочках, фургонах с серебром и золотом, об озерцах и болотцах, куда в спешке сбрасывались ценности, которые не было сил и возможности везти дальше – даже поверхностный просмотр интернет- ресурсов по этой теме обогатит интерес любого любопытствующего. 
Итак, Сморгонь, 5 декабря 1812 года. До Вильно 75-80 км в зависимости от направления движения – 2-3 дневных перехода. Казна и обозы с золотом и особо ценными трофеями после отъезда Наполеона остались в распоряжении нового командующего – маршала Мюрата. Ему предстоит рассчитываться с солдатами по ходу отступления и, по предварительным планам, стать на зимовку в Вильно, где все готово для принятия отступающей армии – об этом накануне Наполеона проинформировал прибывший из Вильно генерал-губернатор Гогендорп. Кутузов, стремясь избежать потерь, не гнал войска в сражения, неспешно тесня неприятеля к Вильно. Есть ли необходимость Мюрату и его сподвижникам избавляться от ценностей и армейской казны? Тем более не мог это инициировать и мчащийся во весь опор в Париж Наполеон. 

Napoleone-Buonaparte-1160x930.jpg

К сожалению, некоторые исследователи, в том числе и глубоко мною уважаемые, усиленно эксплуатируют якобы имеющуюся информацию о том, что Наполеон, оставив Ошмяны 6 декабря, в Вильно въехал 9-го со стороны Неменчине. Три дня ему понадобилось, по их соображениям, для укрытия «золотого запаса» в ошмянских и островецких озерах и реках. 

Однако многочисленные факты, зафиксированные в воспоминаниях французских, итальянских, польских и других участников кампании 1812 года, подтверждают официальные сведения прибытия Наполеона в Вильно с Ошмянского направления 6 декабря. 
К примеру, прибывший в Вильно первым из генералов французской армии барон Дедем де-Гольдер пишет: «6 декабря въехал сам Наполеон. Он прибыл в Вильно только на несколько часов. Вскоре всем стало известно, что, оставив командование армией королю Неаполитанскому, он уехал в Париж. Это вызвало общее глубокое негодование». 

Генерал-губернатор Вильно в те дни Дирк Гогендорп писал следующее: «Мое главное попечение было о казне, которая была еще очень значительная». И это – в 8 часов утра 10 декабря!

О продвижении Наполеона из Ошмян короткой дорогой на Вильно вспоминал и сопровождавший императора с 5-го по 18-е декабря по дороге из Сморгони до Парижа в качестве переводчика польский офицер граф Дунин-Вансович. Согласно этим воспоминаниям, прибыв в Ошмяны в середине ночи с 5 на 6 декабря, Вансович, ехавший в санях в начале императорской кавалькады из 3 повозок, узнал у коменданта гарнизона о недавно отбитой атаке русского отряда Сеславина, который отошел от Ошмян к Таборишкам. Он разбудил крепко спавшего Наполеона и доложил ему о ситуации. Император, переговорив с комендантом и убедившись, что в его распоряжении 260 польских улан сопровождения, дал команду начать движение. «В этот же день в 7 часов утра император прибыл в Вильно», – пишет Дунин-Вансович. 

Интересные факты приводит в «Описании Отечественной войны 1812 г.» А.И. Михайловский-Данилевский. Он опирается на воспоминания министра иностранных дел Марэ, который утверждал, что утром 6 декабря 1812 года встретил Наполеона в 28 верстах от Вильно в Медниках. Марэ предоставил императору ведомости о состоянии огромных запасов продовольствия, вооружения, необходимого обмундирования и снаряжения, подготовленного для отступающей армии в Вильно. Наполеон воскликнул: «Что вы говорите? Вы возвращаете мне жизнь! Убеждайте Мюрата в возможности продержаться в Вильно по крайней мере неделю, а между тем собрать армию, сколько-нибудь устроить ее и продолжить отступление не в таком жалком состоянии». Наполеон посадил Марэ в свою карету и, не желая афишировать своего бегства из армии, объехал Вильно, остановившись для смены лошадей на дороге в Ковно. (Вот откуда, надо полагать, пошла  версия об въезде в Вильно через Зеленый мост – С.Ш.)

Тот же Марэ пишет, что Мюрат категорически отверг предложение Наполеона: «Нет! Я не останусь в этом котле на жертву русским!» Ночью же Мюрат послал маршалу Нею, прикрывавшему тылы отступающей армии, повеление держаться в Вильно, пока не вывезет особо ценный груз и особенно – казну. 

О событиях у Панарской горы при паническом бегстве из Вильно штаба французской армии приводятся воспоминания очевидцев: «Успели спасти все, лично Наполеону принадлежащее, но казну – малую часть, другую же, большую, принуждены были бросить, потому что сзади стали раздаваться пушечные выстрелы и напирали толпы и казаки». 

Барон Дедем: «Печальные остатки наших экипажей, артиллерии и казны остановились на Виленской горе. Французы грабили казну заодно с казаками, тут были сожжены трофеи, взятые в Москве». Значит, до сих пор «золотой обоз» еще был значительным! Да и «панарский разгром» не означает окончательный крах этого обоза. Некоторые современники тех событий упоминали о грабежах повозок с золотом и под Ковно, и после переправы через Неман. Белорусский историк Е.В.Тарас отмечал интересный факт: «В Гумбине (сегодня Гусев под Калининградом) в Восточной Пруссии, куда постепенно подходили группы сумевших спастись французов, вся площадь была покрыта крестьянскими повозками, стекающимися со всех сторон возить за деньги французов… А денег, – пишет Тарас,  – монеты золотой и серебряной в спасшейся казне Наполеона было еще сколько угодно!
Итак, начнем подводить итоги. 

Большая часть наполеоновской добычи в России была частично брошена при отступлении французской армии, частично отбита казаками и отбыла в Новочеркаск в казачьи вольницы, частично вернулась в государственные схроны России, частично разграб­лена партизанами. Остатки сгорели или были разграблены на Панарской горе. Сюда же отнесем и ценности, отбитые военными авангардами русских.

Рискнем утверждать – и это основная историческая версия, что основная часть армейской казны Наполеона, преимущественно в золотых и серебрянных монетах, миновала наши островецкие земли, а далее – и виленские, и относительно благополучно была вывезена из России, прежде всего благодаря героическим усилиям гвардейцев во главе с маршалами Неем и Бертье. Сюда же добавим ценности, которые удалось на себе унести-увезти уцелевшим остаткам Великой армии.

А вот судьба третьей части сокровищ Наполеона легла в основу легенд о «французском» и «московском» золоте, о кладах, затопленных в водоемах на наших территориях ценностях. 

Достоверно известен факт, что в описываемые времена на 14 версте Виленско-Полоцкого тракта под мостом через реку Вилейку возле деревни Мицкуны во время прохождения обессиленных остатков французской армии прятался местный житель Юрий Маковский. Несколько французов, не заметив его, бросили в реку бочонок с золотом, который затем был благополучно извлечен из ледяной воды счастливым крестьянином. Этих богатств его семье хватило на тридцать лет. 

Золотые 20-франковые монеты находили и в других деревнях Островетчины и Вильнюсского края. В их окрестностях также нашли последний приют десятки тысяч погибших солдат французской армии (только неаполитанцев – более 60 тысяч). А теперь вспомните, сколько богатств тянули на себе эти вояки…

Слухи о наполеоновском золоте долго не давали покоя жителям местечка Михалишки, деревни Слободки и других поселений Островетчины. Клады прятали в дуплах деревьев и пещерах, закапывали у огромных валунов и других природных указателей, затапливали и прятали любыми другими возможными способами.

Островецкий краевед С. Александрович более десяти лет назад опубликовал материал о расследовании им слухов о затопленных французами ящиках с золотом и серебром возле деревни Лоша. Скудость полученной им информации, равно как и технических средств, используемых при проверке версий о возможном кладе, а также сильно изменившийся рельеф местности не позволяют делать вывод о достоверности информации, но вернуться к исследованиям при других обстоятельствах – не самая бесполезная затея. 
Если, конечно, искатели будут движимы намерением восстановить исторические факты. А в случаях примитивного кладоискательства провидение редко приходит на помощь…

Сергей ШЕИН


Текст: Главный администратор