Александр Лукашенко ответил на вопросы журналистов отечественных и зарубежных СМИ

– Беларусь – это суверенное независимое государство, в котором живет порядка 10 миллионов человек и каждый день, как я говорю, переворачивается около двух – двух с половиной миллионов наших гостей. Никто нам претензий не предъявил, бывая здесь. Мы всегда были гостеприимны к любому человеку. Но заставим любого уважать наш суверенитет и независимость. Мы свою землю никому не отдадим. Это моя задача, как она ни трудна и тяжела – я ее решу. Я выполню свою миссию, чего бы это мне ни стоило. Поэтому успокойтесь, живите спокойно, рожайте, растите детей.

– Многие в Беларуси, не знаю, многие или нет, захотели вдруг перемен. Вы знаете стремление человечества, отдельных обществ и отдельных людей к переменам, это живет у нас в крови. Если бы этого чувства у людей не было, мы бы, наверное, застыли, извините за тавтологию, в застое. Поэтому это естественно. Но я, как Глава государства, отвечающий за миллионы людей, не имею права поддаваться подобным эмоциям. Я тоже хотел бы перемен, но всегда задаю себе вопрос (удивить я могу любой моделью): но готовы ли вы переварить эту модель, готово ли общество к тем великим новациям, которые могут предложить политики, в том числе и я? Думаю, что не всегда. При этом я хочу, чтобы вы помнили: моделей не слишком много, мы их знаем, и та модель, которая была у нас с вами и существует, мы отнюдь не отказываемся от этой модели, ее называют социально ориентированной моделью, то есть в центре стоит человек. Мы от нее ни в коем случае не отказываемся. И я от нее не откажусь до конца своего президентства. Мы эту модель нащупали, мы эту модель создали, мы этот путь определили, и по нему надо идти, не шарахаясь, особенно в период кризиса.

Вы напомнили те времена, когда первые президентские выборы состоялись, многие в этом зале помнят, что было с нами и что было у нас: в магазин мы заходили, как в пустыню, – у нас не было ничего поесть (на руках были талончики, которые трудно было обеспечить каким-то товаром). Я это все помню, и вы тоже отчасти помните, кто помоложе – родители вам могут рассказать. И мы как-то вот с тех пор, потихоньку восстанавливали нашу экономику. То, что было, то лучшее, что нам осталось от Советского Союза, от той экономики, мы подняли с колен. Реформаторов было много, которые призывали сделать, как в России, сделать, как в Украине, но теперь-то мы умные, теперь-то многие понимают, что мы ни в коем случае не должны были идти тем путем обвальной приватизации, ибо мы породили бы у нас олигархический капитализм, как его называют, и мы бы имели все последствия этого капитализма. Тогда на это я не пошел. И был в одиночку. Меня били слева и справа, спереди и сзади. Единицы были на моей стороне. Теперь-то вы понимаете, что мы правильно тогда поступили? Мы восстановили предприятия и дали людям работу. И мы вот с тех пор потихоньку-потихоньку от этих трудностей уходили и поднимались. Да, не без проблем. И сегодня проблем достаточно. Но они порождены не нами! Это не потому, что я от чего-то отмазываюсь... Нет, я за все отвечаю, но вы прекрасно понимаете, если вы объективны, что нынешнее состояние, да и прошлый кризис, он был внешним, тогда – мировой, сейчас – больше. Добавился кризис наших соседей, с которыми мы исторически, экономически и финансово связаны. И мы этому подвержены, потому что у нас страна открытая, у нас экспортно ориентированная экономика. Другой нет. У нас экономика такова, что нам везде, в каждом уголке мира, приходится конкурировать. МАЗы, «Мерседесы», «Ивеко», «Вольво» и так далее, КамАЗ, море автомобилей, и нашему МАЗу приходится конкурировать с ними, для того чтобы продать свою продукцию. Тракторный завод, «Гомсельмаш» – мы что, единственные в мире, которые производят тракторы и сельхозтехнику? Да нет, нам пришлось догонять американцев, немцев по этой продукции, чтобы выйти на какой–то уровень и сохранить коллективы, хотя бы зарплату людям платить.

Пожалуйста, можно новую модель предложить. Избавиться от этого, оставить тех, кто выживет. Ну и что будет, куда пойдут тысячи людей МАЗа, БелАЗа, «Гомсельмаша», других предприятий? Куда они пойдут? Им идти некуда!  Поэтому у нас выхода нет, нам надо сохранить трудовые коллективы. А их сохранить можно, только сохранив эти предприятия. Некоторые пописывают в средствах массовой информации: нужны структурные реформы. Скажите: какие реформы нужны? Я же понимаю, на что они намекают... На то, чтобы мы порезали предприятия, раздали, а неэффективные закрыли. Закрыть – ума много не надо. Но надо думать о последствиях всегда.

Поэтому я еще раз подчеркиваю: моделей немного. Мы взяли лучшее из того, что имели. Мы запустили предприятия, они работали, и неплохо работали, и будут работать. Я вам гарантирую – будут работать! Мы вырвемся из этого сложного положения, в которое попала наша экономика. Нас, видимо, можно покритиковать, что мы недостаточно быстро диверсифицировали наш экспорт. Хотя, когда я стал Президентом, у нас был экспорт 85 с лишним процентов завязан только на одну страну – на Россию. 85 процентов! Сегодня сколько? 42! Мы уже торгуем больше с Западом, чем с Россией. И я вам часто говорил в посланиях к народу, Парламенту о том, что это главнейшая задача – диверсификации экспорта. Она сегодня еще острее встала. Чтобы устойчивым быть, надо опираться на много точек. Нельзя, чтобы была одна опора, тогда система неустойчива. Это во-первых. Во-вторых, если поколеблется один рынок, на который ты ориентируешься, полетит вся экономика и страна обрушится. Поэтому тогда еще, помните лозунг «Экспорт, жилье, продовольствие», это был первый лозунг моих первых президентских дней. Скажите, что неактуально сегодня? Мы решили эти проблемы. Мы обеспечили наш народ и вышли примерно на 7 миллиардов экспорта. Кто мог подумать, что тогда, в голодной стране, когда мы не могли накормить свой народ, мы когда-то будем говорить о 7-миллиардном экспорте продуктов питания?! Но все равно это актуальная вещь. Потому что мы можем наращивать экспорт, потому что в России спрос на наше продовольствие очень велик. Сегодня большой спрос на нашу продукцию в Венесуэле, Китае. Есть очень много продукции, которую мы производим на земле и можем сегодня свободно продавать.

Поэтому первое – нельзя шарахаться в жизни, а особенно если касается махины государства с миллионным населением. Ни в коем случае! Тем более что мы видим причины такого положения.

Я могу предложить вам как минимум две очень жесткие и резкие модели, о которых будут говорить во всех уголках мира, но еще раз подчеркиваю: это не от меня зависит, вы их не выдержите. Если вам предложу самую эффективную американскую модель, то завтра улицы будут заполнены боевиками, разными членами «пятой колонны», со всех сторон к нам поедут, будут нас учить, будут нам устраивать «майданы». Но самое главное – люди останутся голодными и без работы. Поэтому путь «шоковой терапии» для нас неприемлем.

– Девальвация произошла потому, что не хватало золотовалютных резервов. Но только слепой не видел того, о чем я сказал: обвал российского рубля, война в Украине, девальвация тенге и так далее, и так далее. Это что, не влияет на нашу страну? Конечно, влияет. Я не говорю о психологии. Это тоже влияет на нашу страну.

Вы говорите, вот были времена, когда был экспорт, но ЗВР у нас не было. У нас тогда чуть больше было ЗВР, чем сейчас. Но был хороший экспорт, валюта в страну больше поступала. А я задам следующий вопрос: «А куда мы эту валюту девали?» Мы ее отправляли модернизировать наши предприятия. Мы здравоохранение полностью перестроили. То есть валюту, которая поступала, мы могли сложить в  золотовалютные резервы. Может, надо было и больше оставить золотовалютных резервов, чем мы оставили. Мы пошли другим путем. Мы эту валюту, получив, вбросили в сельское хозяйство. 55 миллиардов долларов, может, уже на сегодняшний день больше, мы вложили в модернизацию и спасение сельского хозяйства. Но многие говорили – деньги закопали. А я говорю, что сегодня каждый год мы имеем 7 миллиардов экспорта и накормили свою страну. Нам надо было спасти сельское хозяйство, потому что у нас это ресурс, это резерв, это рычаг наш, сельское хозяйство. Здесь мы меньше от других зависим, потому что у нас есть земля. Второе. Мы направили на модернизацию деревообработки миллиарды долларов. И вот  сегодня мне Кобяков докладывает, что наибольший прирост производства и экспорта дали  беллесбумпромовские предприятия. Здравоохранение. Мы десятки миллиардов долларов туда вкинули для того, чтобы больницы привести в порядок и оснастить самым современным оборудованием. 15 лет тому назад никто не мог сказать, что мы будем пересаживать человеку сердце. Мы строим свою атомную электростанцию. Можно было сэкономить, не брать кредиты, не тратить наши деньги, а положить в кубышку. Но надо и страну развивать.

Поэтому вы можете меня критиковать в этом плане, власти критиковать, вы имеете на это право. Но я живу реальной жизнью и понимаю, что не только завтра люди хотят жить, но хотят жить и сегодня, и должно быть образование, здравоохранение, армия должна быть нормальной, это деньги, безопасность надо обеспечивать. Поэтому деньги, которые мы тогда получали от экспорта, складывались не в золотовалютные резервы, а больше тратились на спасение и подъем нашей экономики. Поэтому у нас и не сложилось огромных золотовалютных резервов.

При ажиотажном спросе мне советовали отпустить курс. Какой установится, такой установится. Представьте, если бы я его отпустил, как бы сейчас страдали некоторые предприятия, которые зависят от импорта, от доллара зависят. Мы пытались вот эти пики срезать.

Все зависит, как бы ни банально звучало, от нас самих. Вы свою жизнь создаете. Вы, наверное, забыли, когда нам пришлось девальвировать национальную валюту. Мы ведь не говорили об этом и не собирались это делать в конце прошлого года. Я вам абсолютно честно об этом говорю. И я вам намекнул во второй раз в своей истории: «Ребята, все зависит от вас, все зависит от вас. Если вы сейчас начнете бегать от обменника к обменнику и те несчастные белорусские рубли менять на валюту, то, конечно, мы не будем ждать, пока у нас вообще опустошатся запасы в Национальном банке и у нас не будет золотовалютного резерва. Конечно, вы нас толкнете к тому, население и предприятия в том числе, что мы вынуждены будем в какой-то степени отпустить национальную валюту в «свободное плавание». Что пришлось и сделать. Так какие ко мне претензии? Я даже вас тогда, население, об этом не просил, зная, что вы меня не послушаете. И вы поехали... За прошлый год купили, одна из газет информацию давала из статистики, 60 тысяч автомобилей! Белорусы, которые совсем недавно, помните, завозили со всего мира, вот совсем недавно это было, по 15 автомобилей, а потом россиянам продавали. В данном случае в основном из России вывезли все, что было в Москве, в Питере. Беднота в Беларуси... Не протиснуться на дорогах! Извините, что я так говорю. Надо просто, выдержав, зная причины тяжелого положения, проводить свой курс, идти своей дорогой.

– Мы абсолютно, ни на йоту, не отошли от своего главного принципа во внешней политике – многовекторности. Но опять же это не моя выдумка. Может быть, я определил эту многовекторность, но я это не выдумал, я исходил из той ситуации, в которой мы находимся. Наше геополитическое положение диктует подобную политику. Да, на востоке у нас живет наш старший брат, там живут родные наши люди. Там все переплетено так, что разорвать невозможно. На западе – Польша, Литва. Мы жили в одном государстве, история это помнит, все это прописано, и не на бересте прописано, а в цивилизованных книжках. Это было давно, но мы это помним. Куда денешь эту историю? Куда денешь то, что сегодня Запад высокотехнологичный? С Евросоюзом, с Америкой стремятся сотрудничать все, в том числе Российская Федерация. Можно ли нас упрекать за то, что мы также хотим спокойной жизни на Западе? Может быть, просто потому, что это наши соседи, они от бога. Нельзя другую политику по отношению к ним проводить.

У нас цель одна – чтобы был покой и мир на нашей земле. Если только мы начнем бодаться или, не дай бог, воевать с нашими соседями, мира никогда не будет. Пример тому – Украина. Значит, мы правильно определили нашу политику как многовекторную, она исходит из исторических наших предпочтений и корней, она ментальна, психологически свойственна нам. От этого никуда не денешься. Мы – геополитический, географический центр Европы, и нам приходится оглядываться, смотреть налево, направо.

Мы никогда не были предателями. Если мы брали на себя обязательства, мы свято их выполняли. Я ни на йоту не отошел от того, что обещал. Я не отошел от тех обязательств, которые у нас существуют с Российской Федерацией. Но это не значит, что мы будем, угождая кому-то, воевать с Западом. Кому это надо? Никому. Особенно в этой ситуации, может быть, и той же России придется использовать вот эту аккуратную, спокойную позицию Беларуси в нормализации некоторых процессов. Что, не может быть так? Может. Поэтому мы не шарахаемся. Где вы видели, чтобы я шарахался? Только в средствах массовой информации пишут: а вот там Лукашенко в России трудно, теперь он заигрывает с Западом. Дайте факты, где я заигрываю с Западом. Западники относятся к нам, по большому счету, по многим вопросам нормально.

Мы никогда не заигрывали с Западом. Мы никогда не преклонялись перед Западом. Мы никогда на коленях не стояли ни перед кем – ни перед Западом, ни перед Востоком. Это моя принципиальнейшая позиция. И об этом все знают.

– Говорят, что мы стали некими миротворцами. Я всегда от этого отпихивался и постоянно об этом говорю. Мы – не миротворцы, мы не напрашивались на эту функцию. Мы никого не собираемся мирить, если нас об этом не просят. Меня попросили: сделайте, что можете. Я исходил прежде всего из эмоций. А потом я говорил и об экономике – до 7 миллиардов товарооборот с Украиной был. С Россией у нас вообще 40 миллиардов товарооборот. Мы – три брата или три сестры. Старший, средний, младший. Я согласен – мы младшие, дольше жить будем.

Я говорил всегда: мы готовы, если вам что-то надо, ДНР, ЛНР, Украина, Россия, если что-то мы можем для вас сделать, если это возможно с нашей стороны, мы обязательно сделаем, мы ведь не чужие. Во-первых. Во-вторых, это – война! Она уже не там далеко, она у нас уже, она у нашего порога. Это уже влияет на нас, начиная с того, что несколько десятков тысяч беженцев уже на территории Беларуси, нам приходится спасать своих людей, это ж не чужие люди! Я вынужден реагировать. Когда я спросил в очередной раз: «Чем мы можем, белорусы, помочь? Где мы можем подставить свое плечо?» И Президент России, и прежде всего Президент Украины Петр Порошенко меня попросили: «Помогите собрать людей. Мы хотели бы, чтобы это в Минске было». Мы сделали все, что они хотели...

Единственное, я хотел бы, чтобы и Европа, которую этот кризис вроде и волнует, но не очень, это не у них, и Соединенные Штаты Америки, которые вообще далеки от этого кризиса, и Россия, которая очень вовлечена в этот кризис, и Беларусь, которая не в стороне, и опасность существует очень реальная переноса этих явлений и на территории Беларуси и России, чтобы мы вместе, объединившись, сделали максимум для прекращения войны...

Плохо, что в последний момент отошли от минских договоренностей. Здесь же уже приняты решения, и, если бы они были выполнены, худо-бедно там бы был мир. Пока они не совсем выполняются. И в последние пару недель наметился отход от минских соглашений. Появилась информация о новых форматах, нормандские там и прочее. Если хотим все начать с нуля и ничего потом не сделать, можно выдумывать новые форматы. А зачем? Ведь к чему это приведет? Минский формат будет перечеркнут, договоренности, которых достигли в Минске, будут выброшены в помойку. Появится новый формат, придется начинать с нуля, мы знаем, к чему это приведет.

Минский формат, я почему-то убежден, будет востребован буквально в ближайшее время. Другого формата нет, и вредно начинать переформатирование. Потеряем время и ничего не сделаем.

– Мы должны иметь соответствующую армию, исходя из наших возможностей. Мы трижды переформатировали нашу армию. Пришли к тому, что у нас должны быть мобильные, хорошо вооруженные, подготовленные части, которые могли бы появиться сегодня в Бресте, завтра в Витебске – буквально за полночи быть переброшенными. И создаем для этого технику, и создаем для этого вооружение.

Нам надо иметь хорошее оружие, чтобы любой агрессор даже не помышлял воевать против Беларуси. Мы не готовимся к войне, но если, не дай бог, что–то случится, я не хочу, чтобы вы меня прокляли, когда у нас нечем будет воевать. Когда у нас будет оружие и люди будут подготовленные, никому не захочется с нами воевать.

Никогда в Беларуси Майдана не будет. Я пока Президент, и у меня достаточно для этого полномочий и сил, чтобы предотвратить братоубийственную бойню. Никому, ни вам, ни мне, Майдан не нужен. Есть отморозки, есть. Ну так на это власть есть, чтобы их нейтрализовать и не допустить стрельбы друг в друга. Воевать внутри нашей Беларуси, мирной, мы этим гордимся, безопасной страны, никому не будет позволено. Вот причина того, что Майдана здесь не будет. Я уже об этом говорил.

– Вопрос «мовы» решен раз и навсегда. Он решен на референдуме белорусского народа. У нас есть два родных государственных языка: русский и белорусский. Эта проблема закрыта, пока Президентом служит Лукашенко. Мы не будем отступать от этой политики. Почему? Главное скажу: русский язык, как и белорусский, – это достояние нашей нации. Наш народ немало внес в копилку русского языка, в эту живую ткань русского языка, и выстрадал немало, чтобы наш русский язык был родным. Я считаю его родным языком, подавляющее большинство его считает родным языком, и это то наследство, то богатство, от которого мы отказываться не должны. Это наше богатство.

Если в России кто–то напрягается по поводу белорусского языка, я, правда, не знаю, кто, ну, наверное, журналисты отдельные, так это не значит, что руководство России или русский народ, россияне так думают. Они же не напрягаются по поводу того, что в Татарстане или Башкортостане разговаривают на татарском, к примеру, языке, не напрягаются, что чеченцы или ингуши разговаривают на своем языке, поддерживают это. И я поддерживаю белорусский язык. Потому что это то, что нас отличает, к примеру, от русского человека, от россиян, это – признак нации. Мы ведь белорусы, поэтому наряду с русским языком мы имеем белорусский язык, который нас отличает, как нацию, от россиян. Вот что я имел в виду, и мы ни в коем случае не должны загубить белорусский язык, мы должны знать белорусский язык точно так, как русский язык. Это будет величайшее достояние, достижение любого белоруса. У меня малыш растет, я хочу, чтобы он знал белорусский язык точно так, как русский. Дай бог еще английский, мировой язык. Вот чего я хочу, и не думаю, что вы хотите иначе, чтобы ваши дети знали не только белорусскую «мову, на якой вы размаўляеце», но и русский язык. Поэтому я не хочу потерять это богатство, это достояние, это дороже любых кредитов и миллиардов. Если кто-то в России напрягается по поводу некоей мягкой белорусизации, еще чего-то, прекратите. Еще раз говорю. Это проблема решена.

Я хочу, чтобы наши люди точно так же знали белорусский, как и русский язык. И если надо, точно так же разговаривали на белорусском языке, я этого хочу. «Пашыраць яго выкарыстанне» можно только одним путем: «размаўляеце на беларускай мове, каб пашырыць, размаўляйце дома на беларускай мове». Разговаривайте с мужем, с детьми.

«Не хвалюйцеся, беларускую мову мы не загубiм. Гэта вялiкi наш набытак».

– У нас в стране две основные религиозные конфесии: православная – к ней относятся 85 процентов населения, и католическая. Причем из стран бывшего Советского Союза католиков больше, чем в Беларуси, только в Литве. И у нас прекрасные отношения всегда были между людьми разных конфесий. Я, например, когда  работал председателем колхоза, у меня в хозяйстве была половина католиков, половина православных – и никогда никто не делился по конфессиональному признаку. Пасха у католиков – вся деревня отмечает, у православных праздник – то же самое.

У нас в стране нет и не может быть никаких межрелигиозных конфликтов, потому что все это – наши люди. И у государства отличные отношения с руководством католической церкви – и они останутся таковыми в дальнейшем. В этом году, например, мы начнем строить в Минске католический центр.

Что же касается священников, то среди них есть разные люди – как среди православных, так и среди католических. Мне докладывают, что некоторые из них занимаются не тем, чем должны. И поэтому я, скажу честно, не очень доволен тем, что у нас в стране проповедуют польские ксендзы. Я считаю, что мы можем и должны готовить для служения в костелах своих, белорусских священнослужителей.